Новости

  • Открытие памятной доски А.П. Аплаксину

    Открытие памятной доски А.П. Аплаксину

    С радостью сообщаем вам о том, что 12 апреля 2019 года в 14 часов состоится торжественное открытие памятной доски архитектору А.П. Аплаксину на доме по адресу Санкт-Петербург, Гатчинская улица, 11, где он жил и работал. Приходите разделить с нами радость этого события!

  • Состоялась торжественная церемония открытия мемориальной доски в честь епархиального петербургского архитектора Андрея Петровича Аплаксина.

    Состоялась торжественная церемония открытия мемориальной доски в честь епархиального петербургского архитектора Андрея Петровича Аплаксина.

    12 апреля 2019 года в Петроградском районе состоялась торжественная церемония открытия мемориальной доски в честь епархиального петербургского архитектора Андрея Петровича Аплаксина.

    Сегодня у дома, где Андрей Петрович проживал со своей семьей и жили его потомки, по адресу ул. Гатчинская 11, собралось очень много народа.
    В мероприятии, которое было приурочено к 140-летию со дня рождения архитектора участвовали наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры, викарий Санкт-Петербургской епархии, епископ Кронштадтский Назарий, председатель Законодательного Собрания Санкт-Петербурга Вячеслав Макаров, депутаты петербургского парламента, представители исполнительной власти Санкт-Петербурга, администрации Петроградского района, игумения Введено Оятского монастыря Иоанна, настоятель храма Петра Митрополита на ул. Роменская протоиерей Артемий, внучка Андрея Аплаксина – Ольга Борисовна, а также представители православной общественности.
    Это долгожданное, радостное событие – восстановление исторической справедливости и память об одном из выдающихся зодчих нашего города. 

  • Экспозиция во Введено-Оятском монастыре.

    С радостью сообщаем всем, кто желал, но не успел посетить выставки, посвященные епархиальному архитектору А.П. Аплаксину в Санкт-Петербурге, о постоянно действующей экспозиции во Введено-Оятском монастыре.

Современное состояние Богородицкой церкви в Нарве, построенной Иоанном Грозным.

(Доклад Санкт-Петербургского Епархиального Архитектора А.П. Аплаксина, прочитанный 8 февраля 1913 года в Обществе Защиты Памятников Искусства и Старины в России)

Дополнительная информация

I.Город Нарва и его историческое прошлое.

Город Нарва, в котором находятся остатки Богородицкой церкви, - предмет нашего доклада – принадлежит к составу Санкт-Петербургской губернии. Из всех городов нашей губернии он, несомненно, самый оригинальный, как по своему историческому интересному прошлому, так по исключительно любопытному характеру строений, почти не изменившемуся с давних времен. Улицы и постройки на каждом шагу говорят о его старине: здесь мы видим остатки средневековья, там наталкиваемся на типичные детали зодчества восемнадцатого века. К удовольствию любителей старины жизнь этого города, слегка возрождающаяся теперь, умерла на доброе столетие, и местами зритель себя чувствует как бы перенесенным в эпоху много-много времени до нас бывшую. Уклад провинциальной жизни, приучающий к домоседству, дает особую прелестную возможность бродить по безлюдным улицам, благодаря тому, дающим почти полное впечатление, что вы чудом каким-то попали не то в город ливонских рыцарей, не то соратников Карла XII. 

Происхождение свое Нарва, очевидно, ведет с незапамятных времен, т.к. географическое ее положение слишком удобно было для заселения первых людей на севере Европы. Город расположен на реке Нарове, которая, вытекая из Чудского озера и имея соединения с реками Лугой и Плюссой,  впадает в Финский залив. В том месте, где стоит город, река делает крутой изгиб, натыкается на каменную преграду, образующую небольшой водопад, а вслед за тем широкой, плавной струей несется к морю, от которого город отстоит в 12-ти верстах. Очевидно, что то место, откуда река становится судоходной, являлось желанным для людского заселения, а крутые, скалистые берега по самой своей ситуации, доминирующей над всей окружающей местностью, предназначали город к организации в нем крепости. История возводит факт основания города Нарвы к 1219 году, но жизнь, очевидно, была там, быть может и в иной форме, с более древних времен. Известно, что Датский Король Вольдемар II, побуждаемый Лифляндским Епископом Альбертом фон Аппельдорном, пристал с войском своим в 1219 году к берегам Эстонии и, покорив эту страну, положил основание Нарве в числе многих других укреплений. В 1347 году Нарва вместе с городами Ревелем, Вейзенбергом, провинциями Гарриею, Вирлянд уступлены были датчанами ордену Тевтонских рыцарей, который, желая упрочить влияние своей власти в этой стране, старался сделать Нарву промышленным центром, пользуясь выгодным ее положением и союзом с Ганзой. Так как вся внешняя торговля севера России шла по Ганзейским путям, из которых Нарвский был безопаснее, то, очевидно, наши предки не могли равнодушно смотреть, как богатела и крепла за наш счет Нарва, в то время именуемая Ругодив. В 1444 году под предводительством Великого Князя Ивана Владимировича, внука Великого Князя Ольгерда, новгородцы осадили Нарву, но не имели успеха; эта неудача с лишком на сто лет отбила у русских охоту завладеть Нарвой. Но так как правый берег Наровы был во владении Руси, то в 1492 году Иоанн III повелел заложить как раз против Ругодива крепость, названную Ивангородом, который теперь представляет из себя правую часть Нарвы. Построение Ивангорода повлекло за собой перемирие с ливонцами, по которому земле и воде Великого Новгорода с Князем Мистром (орденским Командором) утвержден был «старый рубеж», а «церкви русские в Мистрове державе, в архиепископской державе и в бискупских державах держать по старине и не обижать», - так гласит статья договора, свидетельствующая о том что русские люди селились в пределах соседних иностранных государств и несли с собой свою веру и культуру, подготовляя край к принятию его будущими полными владельцами. Эти русские пионеры, крепкие духом и телом, на почве мирного труда бескровно завоевывали немецкий край, в бытовом отношении отличаясь полным равенством взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Между прочим, путешественник Олеарий, замечавший неприглядные стороны русского быта охотнее, чем хорошие, освещает это равенство в весьма грубой форме, по которой можно судить лишь о том, что русские женщины в Нарве пили вина не меньше мужчин и также били своих мужей, как те – жен, но мы полагаем, что не только пьянством равнялись жены мужьям, а работоспособностью и разумным ведением хозяйства. («Когда я был в Нарве, хозяин нашей гостиницы Яков фон Келлен рассказывал нам, какую комедию проделывали русские на его свадьбе, а именно: напившиеся уже мужья порядком отколотили прежде своих жен ради шутки и затем начали попойку; жены же потом, севши на своих мужей, свалившихся и заснувших, пили до тех пор, пока тоже не свалились и не позаснули тут же подле своих супругов».)

12 мая 1558 года войска русского царя Иоанна IV Грозного осадили Нарву, воспользовавшись пожаром ее. Момент осады был выбран настолько удачно, что сопротивление не имело достаточной силы, и Ивангород стал хозяином Ругодива. Рыцари креста и меча далеко ушли от Нарвы, но на смену им шел с севера новый враг для Руси, враг более страшный и властный. Между тем, после пожара Ругодива в указанном 1558 году в городе нашли два образа: Пресвятой Богородицы и св. Николая Чудотворца; среди пепла целыми, несгоревшими. Архиепископ Новгородский Пимен послал за ними Юрьевского архимандрита Варфоломея, да протопопа с дьяконом, да из Пскова Печерского игумена Корнилия с Троицким протопопом Илларионом и протодиаконом Иваном. Они по государеву наказу около Ивангорода и Ругодива «со кресты ходили и молебен пели, и церкви освящали», и те святые иконы проводили до Новгорода. В Geschichte der Stadt Narva (von Ganzen, Dorpat, 1858) говорится, что никаких нет следов, чтобы в крепости Нарве тогда, т.е. до 1558 года, существовала русская церковь, а христиане православные, очевидно, были. Но в Ивангороде русские, почти без всякого сомнения, имели церковь раньше сего времени и по большим праздникам отправляли в ней свое богослужение. Автор истории Нарвы считает возможным, что сия-то церковь царем Иоанном Васильевичем IV была увеличена и украшена, и по его указу в 1558 году освящена. На очень древнем плане Ивангорода, действительно, показана большая церковь с высокой колокольней, которая была почти выше башен крепости. В самом городе Нарве по указу Иоанна Грозного была построена православная церковь. Она стояла на восточном конце главной городской улицы, там, где оканчивается старый город. На плане города Нарвы 1649 года находится почти что на сем месте православный храм, о котором упоминает и протокол магистрата от 16 апреля 1615 года с точным обозначением его местности. Об этом храме мы и хотим дать сообщение.

Дальнейшая история города Нарвы складывается так. Владычество русских Нарвою оказалось недолговечным, так через 23 года, а именно в сентябре 1581 года, с севера подошел к Нарве враг, который на долгие годы оказался ее и почти всей водской пятины земли Новгородской властителем – это были шведы, которые указанного числа под предводительством Понтуса де ла Гарди после ожесточенной бомбардировки овладели Нарвой. Через несколько дней после того в шведских руках оказался и Ивангород. 19 февраля 1590 года царь Феодор Иоаннович подступил с великой ратью к Нарве, шведы вступили в переговоры и отдали царю Ивангород, Ям и Копорье, чем и окончился поход Феодора Иоанновича. Между тем, шведский король Густав Адольф побуждал Понтуса де ла Гарди к дальнейшим наступательным действиям против России и распространил свое завоевательное движение до пределов Новгорода, чему способствовало полнейшее бессилие Руси, вызванное смутной эпохой. Действия шведов во вновь завоеванном краю отнюдь нельзя признать корректными, тем более что виды их были не только политические, но и религиозные: «посеять лютерову веру», что они и делали со свойственными тому времени жестокостями. Митрополит Новгородский Исидор так изображает бедствия, причиненные походом Делагарди: «На правежи от приказных шведских людей, в налозех без сыску, иные на смерть побиты, а иные обесилися и в воду металися, а иные обезвечены и посямест лежат. Честныя обители и св. церкви Божии разорены и разграблены, и мощи многия Святых из гробов выметаны и поруганы, и колокола многих церквей вывезены в Свейское государство, и около Новгорода и в Новгородском государстве литовские люди, которые служат здесь его королевскому величеству, уездных людей крестьян жгут и мучат». Когда Русь сплотилась под эгидой дома Романовых и в состоянии была оказать хотя самое слабое сопротивление шведам, удерживая их дальнейшее наступление, то в 1617 году 21 февраля был заключен известный Столбовской договор, по которому Россия уступила Швеции всю Ингерманландию с Ивангородом, Ямбургом, Копорьем, Орешком и прилежащими к ним уездами, но удержала Ладогу и Гдов. Казалось, что Нарва – центр шведского владычества в Ингерманландии – навсегда останется в шведских руках, тем более что весь семнадцатый век для Нарвы был «золотым» веком, когда она разрослась и украсилась лучшими своими зданиями, причем кульминационным пунктом такого развития приходится считать восьмидесятые годы семнадцатого столетия. Но вот, наконец, наступило новое время: 9 августа 1704 года северный великан дошел до Нарвы, несмотря на то, что четыре года до того он потерпел там же сильнейшее фиаско. Жестоким штурмом взята была Нарва и по Нейштадтскому трактату навсегда оставлена за Россией. Тогда же две городские кирхи – немецкая и шведская – отданы были, распоряжением царя, православным – новым хозяевам города Нарвы. Это распоряжение явилось единственным наказанием Петра побежденным, во всем же остальном он, всегдашний поклонник западной культуры, тщательно оберегал Нарву во всей неприкосновенности. Так что вступление Петра, к тому же полюбившего Нарву и устроившего себе приют в домике сапожника на берегу Наровы, отнюдь не отразилось вредно на жизни города, который как бы замер, удивленный милостью царя, да так удачно замер, что и посейчас стоит, боясь шевельнуться.

Главной достопримечательностью города является Спасо-Преображенский собор, который освящен в 1708 году 29 июня в присутствии Императора Петра I. Собор этот переделан из древнейшего лютеранского собора Иоанна Иерусалимского, это была одна из двух кирх, обращенных в православные храмы. В 1704 году была составлена опись города, в которой между прочим сказано: «Кирка немецкая, а вновь строение в олтаре, местная икона с затвором. Иконостас в два пояса золоченый, Распятие, рамы золоченое ж. по большой улице около той кирки ограда каменная, лавки каменныя, приделаны к церковной ограде». Трансформация собора, произведенная в 1708 году, обратившая лютеранский храм в православный, не явилась первичной, так как в шестнадцатом столетии, вероятно вскоре после 1581 года, шведы сделали ее лютеранской из католического храма, принадлежавшего тевтонским рыцарям. Время построения этого собора относится даже к 14-му веку, т.к. пол собора был замощен надмогильными плитами, на одной из которых была дата 1314 года. Теперь эти плиты закрыты досчатым полом. В истории Ганзена есть такое указание: «В августе месяце 1502 года под городом Псковом случилось кровопролитное сражение; тела некоторых убитых знатных лиц из немецкого войска были отправлены через Чудское озеро в Ливонию для предания земле. Сие рассказывает Дерптский бургомистр Ниенштет в составленной им летописи, и он к тому присовокупляет, что между убитыми в том сражении находился и его родственник, некий рыцарь Аренд Волькенхар, тело коего привезено в Нарву и там погребено в церкви за алтарем». Так как летопись Ниенштета написана была в 1604 году, то следовательно можно утвердительно сказать, что Иоанновский, а позднее - Преображенский, собор существовал в 1604 году, а если оно так, то он существовал и в 1558 году, т.е. до пожара в Нарве, что дает полное право отнести время его построения еще ранее 1502 года, т.е. к XV веку. Надгробная же плита с датой 1314 года дает право думать и о XIV веке. Лишь только собор был обращен в православный храм, начались его органические изменения: прежде всего, пристроили алтари. Эта пристройка не особенно значительно изменила архитектурные его достоинства, тем более что благодаря устройству православных алтарей в соборе появились иконостасы, чудные по своей красоте, оригинальные по замыслу и великолепные по исполнению. Особенно прекрасен иконостас главного придела, здесь мы видим прототип иконостаса еще ... (нрзб.) достоинств, а именно иконостаса Санкт-Петербургского Петропавловского собора. Идея построения одна и та же: колоссальные царские врата являются главным элементом этого сооружения, поглощая собой все внимание зрителя. Сохранилось предание, что иконостасы были заказаны Петром I в Италии, где исполнены были также и иконы всех трех иконостасов. Из рассмотрения этих иконостасов, принимая во внимание их высокие художественные достоинства, остается только радоваться как их появлению, так и относительной сохранности. Конечно, нельзя не пожалеть, что выкрашен он белой краской поверх типичного голубого колера, а также что на иконы великолепного письма одеты никчемные серебряные ризы. Но сооружением иконостасов окончилось благодеятельное отношение к собору со стороны христиан православных, пощадивших, однако, в нарушение указов Синодских чудное Распятие, точеное из дерева. Тело Христово окрашено в натуральный цвет, равно как и власы, но раскраска статуи, вероятно, сохранилась традиционной, т.е. еще со шведских времен. Затем уже пошло иное отношение к сохранению памятника. В 1802 году черепичная крыша собора заменена железной. Ранее того в 1781 году собор пострадал от молнии, вызвавшей пожар верха колоколенной башни. Вот как говорит об этом Ганзен: «Ночью во втором часу с 13 на 14 июня 1781 года молния ударила в башню сей церкви. Верхняя часть оной сгорела, причем истреблены были  и боевые часы на башне. На колоколе, который до сего несчастия бил часы, вылит был год 1518. Он был спасен от пожара и при осмотре 1783 года оказался годным». Местные соборяне во главе со старостой вместо того, чтобы заняться починкой шпиля, стали опасаться за целость колокольни, т.е. каменной ее части, и стали уверять начальство в необходимости ее переустройства, на что был составлен проект значительно уже позднее, а именно в 1802 году. Но так как у собора денег, потребных на постройку колокольни не было, то пока соборянам разрешено было сообразно их капиталу произвести иную работу, а именно, сломать башню до основания. Башню сломали, а денег на постройку новой все же не было. Во многие места обращались соборяне с просьбой о помощи, пока наконец в 1808 году не последовало Высочайшее повеление о выдаче просителям 12746 руб. 75 коп. на построение колокольни. Но тут произошла странная случайность: деньги не были получены собором: не были ли выданы или где задержались – неизвестно. Должно быть, опять куда-нибудь молния ударила. Вместо денег в 1823 году министр Духовных Дел князь Голицын уведомил Консисторию о том, что губернский архитектор нашел высоту колокольни, определяемой по проекту в 16 саж. 2 арш., несообразной с положением и высотою самого собора, а предлагал пристроить к церкви портал не выше самой церкви, а над ним уже построить колокольню, а со входа по правую сторону устроить сторожку, а слева – лестницу на колокольню; для украшения города ветхий глухой каменный забор разобрать, а свести оный с обеих сторон полукружьем. Здесь мы должны обратить внимание на предложение «устроить забор полукружьем» - воцарившийся вкус того времени , появившийся с легкой руки строителя Казанского Собора. (Это же явление мы отмечали при сообщении о Иоанно-Предтеченской колокольне, что в Санкт-Петербурге на Лиговке близ Обводного канала.) Так как и после отношения князя Голицына денег не было, то собор продолжал оставаться бесколокольным. Наконец соборный староста Лаврецов из своих личных средств в 1842 году построил колокольню, ныне существующую, причем указания архитектора, кои прописаны были в отношении князя Голицына, не исполнил, т.к. казавшийся ветхим забор с лавками оставил до нас, во-первых, а во-вторых, не только в 16 саж. 2 арш. Выстроил колокольню, а прямо-таки в 24 саж., чем и не унизил себя, и собор перед башней сзади собора стоящей лютеранской кирхи. После постройки колокольни в 1863 году все внутренние стены и колонны собора были оштукатурены – больно уж невзрачны казались они из серого камня – эта работа, разумеется, испортила заодно и капители колонн. Затем с северной стороны пристроили придел во имя Николая Угодника, благодаря чему совершенно прикрыт северный фасад собора. В 1873 году пол, состоявший из каменных могильных плит, покрыли деревянным. Нам кажется уже достаточным рассказывать отом, что еще и еще делалось над Нарвским Преображенским собором, который, тем не менее, являет из себя интереснейшее сооружение  во всем городе, хранит в себе массу драгоценных реликвий старого искусства, из которых: престол, покоящийся на символах евангелистов, кафедра редкой работы, наименованная в описи 1704 года «проповедным стулом», икона «Моления о Чаше», тоже упомянутая в описи 1704 года, Распятие живописное, существующее с 1607 года, Царское место, устроенное к 1708 году, т.е освящению собора, и множество иных интересных обсервации предметов.

Сзади Преображенского собора стоит лютеранский собор. Время его построения также трудно определить, но, во всяком случае, грациозная башня и, особенно, элегантный верх этой башни определяют нам семнадцатый век. Есть основание предполагать, что эта кирха построена шведами, т.е. уже после 1590 года. Башня, несомненно, - самое красивое произведение строительного искусства в Нарве, она задает тон всему городу, в котором ансамбль барокко прикрыл следы средневековья. Отрадно видеть ее столь сохранной, ведь вот не ударила в нее молния! А если бы и ударила, то, наверное, поправили бы ее по старому образцу, а не сделали новую пристройку в стиле, несоответствующем остальной части здания. Внутренность собора проста и бедна, она вся дышит лютеранским пуританизмом. Указом Императора Петра она также была обращена в православный храм во имя св. Александра Невского, но в 1733 году Императрица Анна Иоанновна, снисходя к просьбам любезного Бирона, приказала вновь обратить ее в лютеранскую кирху, а иконостас разобрать и разместить в Преображенском соборе. Православный престол убрали и водрузили престол лютеранский! В то время как плиты Преображенского собора закрыли деревянным полом, в Кирхе не только не закрыли, но понемногу дополняют, собирая их по разным местам. Среди плит есть великолепнейшие барочные картуши, из камня высеченные, настолько изящной работы, что жалко ступать на них ногой. Подобные образцы мы видели в Stephanis Kirche в Вене, где они вделаны в наружные стены собора.

Среди исторических памятников светского строительства должен быть поставлен в первый план Гермейстерский замок с высокой башней, которую в старину называли Gross Hermann. Этот замок, вероятно, одновременен Преображенскому собору и сооружен в XIV столетии. Он служил обителью магистров-рыцарей Тевтонского Ордена и господ гермейстеров. В этом замке, отделенном в то время от города, жили обособленной жизнью гордые рыцари, деспотически властвуя над всем краем – вечной ареной бесчисленных войн. Ныне замок обращен в казармы военного ведомства, и внутри его не сохранилось ничего, что бы могло напоминать о былом величии замка, никаких украшений, предметов обихода и тому подобного. Между тем, военное ведомство в единство вместе с замком получило в свое распоряжение колоссальное количество рыцарского вооружения, которое в продолжение с лишком двух веков хранилось в подвале, как драгоценные реликвии блестящей прошлой эпохи Gross Hermann’а. Недолго и недружелюбно смотрело на эти латы и шлемы, копья и мечи военное начальство. Ввиду того, что означенное вооружение не являлось пригодным для современных потребностей воинства российского, взамен того занимая место и требуя еще попечительного надзора, постановлено было, и постановление сие в исполнение приведено: продать рыцарские доспехи с публичного торга на слом. Незначительная часть наиболее сохранившихся экземпляров вооружения поступила в Эрмитаж. 

Городская ратуша – очень типичное здание, существующее с 1683 года. При нем башня, построенная взамен разрушенной русскими ядрами в 1704 году. Внутренность ратуши сохранила много любопытного: там есть остатки росписи, ряд исторических портретов, из которых портрет Петра I-го, относящийся к 1702 году, особенно кажется интересным. Сохранилось зало, где в 1704 году собрались члены Магистрата, насмерть запуганные отчаянной канонадой. Треск, шум, залпы орудий, панический свист пожара, и вдруг открывается дверь, и, как буря, влетает длинноволосый гигант – в руках его шпага, обагренная кровью, которую он бросает на стол: «Объявляю вас своими военнопленными!». То был новый властитель Севера – сам Петр. Так гласит предание, до сих пор не послужившее мотивом творчества художника. При ратуше сохранился интересный архив, где сохранилось много любопытных документов.

Возле ратуши стоит тоже трехэтажное здание старой биржи, именуемой ныне «торговый двор» - это здание построено в 1698 году, и, конечно, маленькой, в современном понятии, Нарве было бы странно иметь свою Биржу.

Сохранилось здание, забавно именовавшееся «Персидский Двор», где Петр I полагал устроить средоточие торговли с Западом персидскими товарами. Конечно, никакой персидской торговли здесь не сосредоточилось, и здание было предназначено для иных целей. Эта затея напоминает нам постройку Императрицей Екатериной II в городе Ямбурге шелковой фабрики, ныне занятой казармами.

В восточной части старого города на самом берегу Наровы стоит домик с угольной башней, увенчанной какой-то странной главой на манер церковной луковичной. Этот двухэтажный домик считается дворцом Петра Великого. В нем помещается нечто вроде городского музея, где наряду с сомнительными реликвиями, вроде дубинки Петра I, сапога, им шитого, но недошитого, кубка, большого орла и пр., находятся великолепные образцы мебели Петровской эпохи, два венецианских старинных зеркала и многое иное подлинное и, несомненно, интересное, как, например, бронзовый гроб полковника Бракеля, погребенного в 1640 году в Иоанно-Иерусалимском храме, но из земли выкопанного и за красоту работы в музей поставленного.

Но сколько славных домиков разбросано по всей Нарве, какие они оригинальные: высокие фундаменты, черепичные крыши, какие-то гербы, тесанные из камня, над воротами, в стенах чугунные кольца, дубовые резные двери в подъездах и многое, многое иное старенькое-любопытное. Почти на каждом шагу замечаешь какую-нибудь архитектурную деталь, так живо говорящую о стародавнем, прошлом городе. Волнистая поверхность города, кривые узенькие – коридорчиками – улицы, слепенькие домики с окошками во двор создают ансамбль старины, чего-то бывшего, давно пережитого. Публики совсем не видно, да и ходить-то ей некуда и незачем. А Нарва словно тому радуется: «Сидите дома - вы мне совсем чужие. Таких ли я видела? Подлинные рыцари, гермейстеры, ландкнехты, бург-графы с челядью по мне шагали, а не то, что вы, нонешние, для меня посторонние». Видно, что старушка-Нарва современных жителей не любит, хотя, откровенно сказать, и любить-то их не за что; скажите: зачем они ломают старые дома, а взамен их строят новые, современной моды, зачем они окошки пробивают в сажень величиной, и туда зеркальные стекла вставляют, зачем уничтожают старые детали, не умея воссоздать взамен их новые, старым равноценные, - да разве перенесешь все эти «зачем?». Тем не менее, петербургскому жителю хотя бы один раз побывать там следовало. Если теперь так ценится тип, стиль, настроение, то неужели во имя всех этих прелестей тяжело будет добраться до Нарвы с тем, чтобы глотнуть чаши вина старого, вспомнить забытое, тихой грустью повеянное. 

Помимо любопытного, там есть и научное, там есть много для работы Общества, поставившего себе задачей охрану старины. Быть может, предмет моего доклада и не явится интересным объектом работы, но, я уверен, что и помимо того найдется многое более доступное и возможное. Одним словом, я предлагаю Обществу составить экскурсию в Нарву, и я убежден, что это будет интереснее моего доклада, к которому я и намерен сейчас приступить.

II.Осмотр Богородицкой церкви в г. Нарве.

В Никольском приделе Спасо-Преображенского собора помещается икона св. Николая Угодника «с чудесами» древнего письма, в сребропозлащеной ризе с украшением из драгоценных камней. О ней Псковская летопись, по Ганзену, передает следующее: «В лето 1558, Божиим гневом, загорелся город немецкий Ругодив, месяца мая в 11 день, а сказывают от чего: варил некий чудин пиво, да образ Чудотворца Николая той чудин под котел подкинул, и от того пламень шибся и весь город выгорел, а образ соблюдеся цел. И наши воеводы с Иваня города Алексей Басманов с товарищами, видев ту их погибель Божиим гневом, и вскоре перешли реку Нарову и, приступив, взяли город, а немцы отступиша и чудь из города и тутож в городе нашли Пречистый Богородицы образ Одигитрия пятницу, и Николин образ в пепле целый. И потом того же месяца взяли Сыренец городок и Андет город. А по те образы чудотворные Царь и Великий Князь велел богомольцу своему, архиепископу Пимену, послати из Новгорода Юрьевского архимандрита Варфоломея, да протопопа з дьяконом, а изо Пскова Печерского игумена Корнилия, да Св. Троицы протопопа Илариона, да протодиакона Ивана во Ругодив. И по его Государеву наказу около градов Иваня города и Ругодива со кресты ходили и молебны пели, и церкви освящали, и затем образы до Новгорода последовали, а из Новгорода архиепископ Пимен и со всем священным собором и з бояры и со гражданы стретили те образа у Скудельницы. А на Москве царь и митрополит со всем священным собором и з бояры все народное множество також стретили за городом». (И.С.С. о СПБ Еп. Т.X стр.314)

В Ивангородской крепости имеется икона Тихфинской Божией Матери, также как и Николин образ Спасо-Преображенского собора, почитаемая чудотворной. К этой Богородичной иконе относят вышеприведенное летописное сказание, а также аналогичные с ним указания, сохранившиеся в летописях Курбского и Никона, по которым в костер была брошена не Николая Угодника икона, а икона Богоматери. А самая история сказывается так, что пьяные нарвские немцы увидели икону Богоматери в доме купцов псковских, бросили ее в огонь, и от этого вдруг сделался пожар с ужасной бурей, и весь город выгорел, а образ «соблюдеся цел», и в это время наши воеводы, пользуясь общим смятением в городе, дружно приступили к Нарве и взяли город. Там же говорится, что из Новгорода отправлены были в Нарву архимандрит Юрьевский и Софийский протоиерей для освящения места во имя Спасителя, крестным ходом и молебнами, очистить от веры латинской и лютеровой, соорудить церковь в замке и поставить в ней ту икону Богоматери, от коей загорелась Нарва и которую нашли в пепле. (Между прочим, на этой иконе написано 7192 года, т.е.1684 г., мая 13 дня написан сей кивот к образу Одигитрии Богородицы Тихфинския, повелением Ивангородца Ругодивского жителя Герасима Кондратева, сына Нечаева, православным христианам на поклонение, а родителям своим на поминовение к церкве. А писал многогрешный изограф Гри Васн Шандин. Весу 10 ½ лот. (И.С.С. о СПб Еп.Т.X стр. 301) Ганзен же в своей истории города Нарвы как бы отрицает факт метания иконы в печь, а говорит, что пожар произошел от естественной причины в доме цирульника Кардта Улькена, откуда перешел на весь город, и ссылается на Карамзина, который, якобы, признает факт в его – Ганзена – изложении, хотя у Карамзина сказано, что Царь Иоанн IV Васильевич приказал построить в Нарве две церкви: одну в замке, а другую в самом городе, в каковой последней поставил икону Богородицы, от которой произошел пожар в Нарве и которую после пожара нашли уцелевшей.

На основании Псковской летописи, летописи Курбского, истории Ганзена и может быть еще на основании какого-то нам неизвестного источника об этом пожаре и церквах, Иоанном Грозным в Нарве построенных, мы имеем указание в труде Петрова «Город Нарва, его прошлое и достопримечательности» издания 1901 года, где сказано: «С переходом Нарвы под власть русского государства, Иван Васильевич, отслужив молебны с крестным ходом, «чтобы очистить город от веры латинской и лютеровой», приказал воздвигнуть две церкви: одну в имя Воскресения «в Вышгороде», т.е. в ливонском замке, а другую во имя Пречистыя Божия Матери «в Ругодиве», т.е. в самом городе. Что касается первой церкви, то от нее не осталось никаких следов, и можно предполагать, что она даже вовсе не сооружалась, так как о существовании ее нет указаний ни в делах Нарвского Магистрата, ни в других источниках, касающихся Нарвы. Остается заключить, что первоначальное предположение построить церковь в Вышгороде не было осуществлено за кратковременностью пребывания Нарвы в русских руках (23 года). Другая же церковь во имя Божией Матери действительно была построена и, как видно из плана города Нарвы 1649 года, помещалась в северо-восточной части нынешней Вышгородской улицы около старой крепостной стены», - это сообщение концом своим почти дословно взято из книги Ганзена, а в начале кажется сомнительным в указаниях на присутствие Иоанна Грозного в Нарве и также на то, что одну церковь он, де, велел построить в честь Воскресения Христова. По летописи известно, что царь встречал икону в Москве, откуда и давал приказ о ее доставке, т.к., видимо, ее и возили туда только царю для показа, и если вторая церковь строилась во имя Богородицы по иконе найденной, то первая, очевидно, если и была, то, во всяком случае, во имя Николая Угодника, а не Воскресения Христова. Дальнейшие сведения мы будем давать по первоисточнику, т.е. по Ганзену. Ганзен, говоря о месте нахождения Богородицкой церкви, ссылается на протокол Магистрата от 15 апреля 1615 года, в котором, де, точно указано место этой церкви. Поиски лиц, заинтересованных этим делом, в старом Магистратском архиве указанного протокола 1615 года не увенчались успехом, но зато там, в архиве, имеется план города Нарвы, указанного Ганзеном 1649 года, на котором значится в северо-восточной части старого города, именно на углу современных Вышегородской с Раздельной и Раздельной с Булочной улиц какое-то строение, обозначенное №8 с надписью «Ryska kircka». Это строение как бы отступает от линии Вышегородской улицы, образуя некоторую площадку, перед церковью бывшей. Затем следует другой документ первейшей важности, а именно тоже шведский план, но 1684 года, приведенный в книге Ганзена, на этом плане участок земли, показанный в плане 1649 года по № 8, поделен на два так, что один идет по Раздельной и выходит на Вышегородскую улицу, а другой – по Раздельной на Булочную. Затем ясно на том плане видно, что площадка перед церковью застроена, и этот земельный участок наименован «богадельней». В брошюре Вагнера, изданной в 1890-х годах, наименованной «Домовладельцы старой Нарвы до 1684 года», имеется следующее сообщение: «Дом, расположенный по северо-восточному углу Вышегородской улицы, имеет на своей северной стороне, против входа в дом протоиерея собора, явные признаки прежде здесь находившихся аркообразных входа и окна, как таковые бывают при церквах, что согласуется со сведениями, что здесь во время русской оккупации (1558-1581 гг.) и, быть может, несколько времени после того, находилась русская церковь. После того это здание по очереди принадлежало: сыну Мэнс Мартена, Дидриху Варнеке, Петру Леслиэ, потом сыну последнего, затем вдове Дидриха Варнеке, бургомистру Конраду Поппельману и Бальтадару Шрамм, затем он был разделен между Бальтадаром Шрамм и наследником Германа Герберс, и, в конце концов, была здесь богадельня. Другая же часть принадлежала кондитеру Гавриилу Эльснеру, а затем Бальтадару Шрамм. Через двор последнего в 1684 году был вход в богадельню». Приведя все вышеуказанные исторические справки, мы имеем право нарисовать нижеследующую картину: при взятии Нарвы был грандиозный пожар, в пепле нашли две иконы Пресвятой Богородицы и св.   Николая, от огня не пострадавшими. Чуду этому удивились. (Здесь интересно заметить, что в 1579 году при взятии Казани, после пожара тоже найдена в пепле икона Пресвятой Богородицы, нареченная Казанской.) Иконы вернули в Нарву и построили для них две церкви: одну каменную Богородичную, а другую Никольскую, допустим, деревянную. В 1581 году Нарву взяли шведы, Никольскую разобрали, а Богородичную оставили, как православный храм, а потом упразднили, отдавши ее для жительства частных людей. Иконы были выданы на руки русским, которые их поместили в Успенском храме, находившемся в Ивангороде. Когда Иоанно-Иерусалимский храм был обращен в Спасо-Преображенский собор (1704 г.), то к нему пристроили придел для помещения чудотворной иконы Николая Угодника, а Богородичная икона осталась в Ивангороде до наших дней. Между тем, Богородицкий храм, как неудачный для жилья, был в восточной части сломан, и отчасти на месте алтаря был построен в 1668 г. Бальтадаром Шраммом жилой дом, ныне существующий, а западная часть храма осталась жилой, доставшись во владение фамилии Герберсов. От них это здание перешло во ведение Магистрата, который в период от 1668 г. до 1684 года сделал к паперти с западной стороны еще пристройку и поднял все новое здание, состоящее из паперти и новой пристройки, еще на один этаж. Так получилось двухэтажное здание, существующее до наших дней. В этом здании Магистрат устроил богадельню, которая, очевидно, существовала до 1704 года, т.е. до взятия Нарвы Петром Великим. С этого года, надо полагать, богадельня прекратила свое существование, и дом остался необитаемым, хотя снова перешел в частное владение уже русских подданных. Историк Ганзен в 1858 году называет это здание нежилым и говорит, что оно имеет вид большого, недостроенного пакгауза без окон и дверей. Здесь надо помнить, что средневековые традиции или, вернее, условия жизни не допускали устройства окон и дверей на улицу, разве лишь в ограниченных размерах, так что окна богадельни обращены были во двор. Когда это здание во второй половине прошлого столетия перешло во владение русского купца Семенова, то он пробил двери и окна в нижней части здания, выходящей на Вышгородскую улицу, и устроил там лавки, а в верхнем этаже, собственно говоря – громадном чердаке, делал попытку дляустройства жилья, но эту попытку не довел до конца. Вся эта длинная история была, конечно, хорошо известна аборигенам Нарвы, особенно, разумеется, помнили о том, что «а у нас здесь была раньше церковь». Была, так была! Но вот в прошлом году этот дом поступил от наследников купца Семенова во владение еврея Мейше Вульфова Ушера. Неожиданно быстро возрастает интерес нарвского общества к этому зданию. Ушер подает в Нарвскую Городскую Управу проект переустройства этого дома в том намерении, чтобы устроить во втором этаже жилое помещение. Членам Нарвской Управы известна история этого здания, а, самое главное, памятно, что в этом доме была раньше церковь; прежде чем допустить дом до переделки утверждением проекта на его переустройство, они приглашают старшего в городе представителя Духовного Ведомства – настоятеля Преображенского собора – и предлагают ему принять на себя заботу об изъятии дома этого от Ушера: путем ли добровольной покупки или путем принудительного отчуждения. Ушер продать дом согласен, но так как, на его счастье, дом интересен для покупателей, то он не желает на этом деле более 50% и согласен продать его за 7000 рублей, купленный всего и со всем за 10000 рублей.

У собора, конечно, денег нет. Тогда у настоятеля зарождается мысль купить его для епархиальных нужд с тем, чтобы внизу устроить книжную и иконную лавку, а в верхнем устроить церковный музей. Санкт-Петербургское Епархиальное начальство поручило местному о. благочинному получить подробные сведения от Нарвской Городской Управы об истории сего здания, а также узнать, не согласен ли будет город субсидировать покупку дома для указанных о. настоятелем целей, если бы Епархиальное ведомство пошло бы на приобретение этого дома от Ушера. Вместе с тем, нам было поручено осмотреть дом и указать, имеется ли в самом строении данные, свидетельствующие о древности строения и о существовании в нем когда-то церкви, и, второе, могут ли быть приспособлены для указанных протоиереем Алабовым целей 1-й и 2-й этажи этого дома, и какая потребуются на это приспособление сумма.

Горожане ответили о. благочинному подробной, весьма обоснованной исторической справкой по сему вопросу, а в заключение этой справки поместили одну фразу нижеследующего содержания: «Ограничиваясь сообщением этих сведений по вопросу о существовании в городе Нарве в конце 16-го и начале 17-го столетия православной церкви, Нарвская Городская Управа в заключение относительно другого затронутого Вашим Высокопреподобием в отношении от 30 октября за № 473 вопроса об оказании Городским Управлением материальной помощи на покупку дома Ушера – не может не указать на крайне затруднительное положение, в котором теперь уже в течение нескольких лет находится городская казна, ввиду чего, за отсутствием свободных средств, из года в год должны оставаться без удовлетворения разные справедливые требования местного населения относительно упорядочения благоустройства города, так что ассигнование каких-либо сумм из городских средств на указанный Вашим Высокопреподобием предмет едва ли окажется возможным, принимая при этом во внимание и то обстоятельство, что восстановление старинных церковных памятников скорее относится к обязанностям Духовного Ведомства, чем к обязанностям Городского Управления». Исследование, проведенное нами, привело нас к следующим заключениям: дом Ушера каменный двухэтажный, с высоким фронтоном, выходящим на Раздельную улицу. Покрыт дом черепицей. В нижнем этаже по фасаду, выходящему на Вышгородскую улицу, помещаются три входные двери в торговые помещения, кроме трех дверей там имеются четыре окна. Во втором этаже над первой и третьей входной дверью находятся окна, и, кроме того, там же есть четыре крашенных окна, однако имеющие с внутренней стороны ниши. На фасаде, выходящем на Раздельную улицу, находятся на линии оси симметрии четыре оконных проема, из коих самое верхнее меньше трех нижних, направо и налево от главной оси помещаются по два маленьких оконных проема. Внизу, в левой части этого фасада находятся три продолговатые впадины, средняя из них шире, чем  боковые и выше, заканчивается она конической формой, боковые же впадины заканчиваются полуконусами, обращенными щековыми сторонами к центровой впадине. Конфигурация всех трех впадин весьма подобна тем, которые, как нам известно, находятся на фасаде древних новгородских храмов, причем там три деления являются отражением внутреннего плана храма, обычно состоящего их трех нефов, а лопатки между впадинами размером и положением соответствуют внутренним пилонам, делящим храм на три части. Обычно таковые храмы покрывались пофронтонно. Наружный край дома неровный, т.к. там имеется перелом на высоте приблизительно двух третей высоты всего ребра. Зрительное впечатление от этого перелома получается такое, что в точке перелома хочется протянуть линию, параллельную скату крыши, и образовать второй маленький фронтон только над тремя этими впадинами. Действительно же с внутренней стороны можно найти неясные следы этого фронтона. Уступ стены, который заметен на ребре ее, тянется неровной линией вдоль стены, выходящей во двор. По фасаду Раздельной улицы к дому Ушера примыкает каменный забор с воротами, переходящий затем в наружную стену дома, принадлежащего Корндорфу, т.е. дому, построенному Бальтадаром Шраммом в 1668 году, о чем свидетельствует четкая дата на фасаде. Уступ в стене, выходящей во двор, тянется ровно настолько, чтобы покрыть им три впадины, совершенно аналогичные фасадным, которые здесь только верхушками выглядывают из-за крыши сарая, к стене Ушерского дома примкнутого. Там, где оканчивается выступ стены, внизу на уровне крыши сарая заметен остаток стены, перпендикулярно упирающийся в стену Ушерского дома. Продолжение этой стены ясно видно и ниже крыши, если войти в сарай. Идя далее по стене Ушерского дома, мы видим высокую стену, упирающуюся в Ушерский дом. Эта стена в верхней своей части как бы состоит из зря сложенных без раствора каменных плит, но в нижней ее части кладка этой стены вполне прочная и ровная. Эта высокая стена тянется до Корндорфова дома, упирается в край лестничного выступа его и служит ему наружной стеной. Из этого видно, что со стороны двора в Ушеров дом упираются две стены, из которых одна сохранилась, а другая сломана. Центральная впадина на фасаде Раздельной улицы имеет дверной проем, но при рассмотрении его, очевидно, что этот проем случайный, его или не было совсем, или, если и был он, то другой формы, т.к. перекрыт он не перемычкой, а горизонтальными рядами кирпичей, положенных на деревянный брус. Здесь надо вспомнить, что у Вагнера упоминается не дверь во впадине, а окно, следовательно, дверь совсем недавнего происхождения. Вся же кладка сделана из неровной слоистой плиты песчано-известкового происхождения. 

Когда войдешь вовнутрь торговых помещений, находящихся в Ушеровском доме, то ясно видны следы того, что внутренняя каменная стена, идущая вдоль фасада, была когда-то не внутренней, а наружной стеной. Задняя половина дома делится двумя каменными стенами на три части, из коих средняя значительно больше боковых, между собой приблизительно равных. В то время, как средняя часть перекрыта плоско деревянными балками с грубой подшивкой, боковые два помещения перекрыты одинаково сводами. Своды эти состоят из пяти почти ровных арок с нарастающими центрами, т.е. по щекам перекрытых проемов идут параллельные между собой арки, рядом с ними ближе к центру опять арки, но пятами и шалыгами выше первых, а средняя арка еще выше расположена, и в пятах ее еще устроены распалубки. Такой способ сводчатого перекрытия очень типичен для древнейших каменных сводов, находящихся в храмах Новгорода и Пскова. Арки эти направлены вдоль здания.

Из произведенного нами исследования, описанного здесь в сжатой форме, мы позволяем сделать некоторое заключение, а именно: Было время, когда дом Ушера, не имев наружной стены, выходящей на Вышгородскую улицу, образуя тем самым образовывал тем самым перед зданием площадку. В середине старой стены был вход, ведущий в паперть, на обеих сторонах паперти, или трапезы, были небольшие помещения – нечто вроде часовен, – над которыми могли помещаться звонницы, за трапезой в ее же ширину, определяемую остатками существующих во дворе стен, шел храм, заканчивавшийся алтарем. Перед нашими глазами рисуется план храма, несколько необычный для русского храма, но, тем не менее, возможный. Этот план, нам думается, явился слабым отражением западного готического плана, где по бокам входной части располагались башни. Единственно видимый архитектурный мотив – три впадины – также создан подражательно. В русской архитектуре он был логичен, а здесь – только декоративен – это лишь отклик новгородских мотивов. Но в романской архитектуре такой прием всегда был возможен в сооружениях незначительного размера. Несомненно, что здесь, в Нарве именно, трудно было бы искать чистоты форм. Православным досталось видеть храм русский, мы уверены, что строили его псковичи, а обстановка, незаметное, но, несомненно, имевшееся влияние среды, местных вкусов, до известной степени, европейской культуры сильно, вероятно, отразилось на характере и деталях этой концепсии. Изображая план и даже фасад бывшего Богородицкого храма, мы далеки от мысли утверждать, что это было именно так. В данном случае это есть предварительное изображение идеи, служащее лишь для иллюстрации ее. Несомненно, более тщательные исследования, подробное техническое изучение памятника, наконец, даже весьма возможно, где-нибудь сохранившийся вид храма дадут сразу и более точное, и определенное изображение Богородицкого храма. Конечно, это будет лишь теоретическое упражнение, т.к. сейчас никто даже и не думает о восстановлении храма. Хотя, конечно, осуществление было бы возможно. Восстановленный храм в Овруче, кажется, имел еще меньше данных для восстановления и, однако, ныне восстановлен. Что же касается намерений Ушера разделить второй этаж этого здания под жилые помещения, на что он, как частный владелец, несомненно, по нашим законам имеет полное право, то приходится сильно жалеть о такой возможности. Ведь дом-то очень и очень старый, в нынешнем виде он существует минимум с 1684 г. и, конечно, тогда он совсем изменит свой вид. Надо помнить, что в нем нет лестницы для второго этажа, есть одна только труба для печей. А что будет с фасадом по Раздельной? Почти тоже самое можно сказать и относительно предположения об устройстве музея. Вероятно, и для него потребуется значительная ломка стен, как нужна будет лестница, окон на Вышегородскую улицу, наверное, не хватит, новые двери нарушат типичную стильность здания. Не говоря у же о том, что с материальной стороны это предприятие не кажется нам возможным, т.к. Ушер за свой дом хочет 10 тысяч, да переустройство его будет стоить 7-8 тысяч рублей. А такие деньги найти очень трудно, особенно когда нет сочувствия со стороны местных людей, вместо помощи занимающихся сочинением «едких» ответов. Так что даже восстановление храма, которое потребовало бы еще больших средств, кажется нам более возможным в осуществлении. На постройку храмов Русь православная всегда была ... (нрзб.). «И дают, дают прохожие...», а если кто и не дает, то, по крайней мере, не осудит.